Фильм «Бег» я впервые увидела вскоре после того, как посмотрела «Дни Турбиных». И мне сразу вспомнилась фраза Мышлаевского «Нужны вы там, как пушке третье колесо! Куда ни приедете, в харю наплюют от Сингапура до Парижа». Потом я многократно встречала в самых разных статьях ту же самую мысль – «Бег», по существу, продолжает «Турбиных», рассказывая о судьбе тех, кто Россию покинул. Но, конечно же, это далеко не всё, что о «Беге» можно сказать. Я и не претендую на всеобъемлющий рассказ. Просто некоторые мысли «по поводу»…
Е.С.Булгакова писала, что «это была любимая пьеса Михаила Афанасьевича. Он любил эту пьесу, как мать любит ребенка». Но ему не пришлось увидеть её на сцене…
Из титульного листа машинописного экземпляра «Бега» (самого раннего из дошедших да нас) вырван клочок бумаги. Елена Сергеевна поясняла, что здесь «было посвящение актёрам-турбинцам», пьеса сочинялась для них, автор видел перед собой конкретных исполнителей. «Съёжившись на высоком табурете, сидит Роман Валерьянович Хлудов. Человек этот лицом бел, как кость, волосы у него чёрные, причёсаны на вечный неразрушимый офицерский пробор. Хлудов курнос, как Павел, брит, как актер, кажется моложе всех окружающих, но глаза у него старые». Это портрет героя пьесы, но, как утверждала Л.Е.Белозерская-Булгакова, это и портрет Н.П.Хмелёва, для которого эта роль и писалась.
«Программы государственных академических театров» в начале 1927 года сообщают: «Автор “Дней Турбиных” М.Булгаков также обещает дать этому театру [т.е. МХАТу] пьесу, рисующую эпизоды борьбы за Перекоп из гражданской войны». Это первые сведения о пьесе в печати.
Договор с театром был заключён в апреле 1927 года. В нём пьеса названа «Рыцарь Серафимы», или «Изгои» (не могу не упомянуть ещё одну деталь: незадолго до этого у Булгакова был заключён с МХАТом договор на… инсценировку «Собачьего сердца», но, поскольку при обыске у Булгакова рукопись повести была изъята ГПУ, никакой речи о постановке идти не могло). Затем в документах появилось новое название – «Бег».
В работе над пьесой Булгаков использовал воспоминания своей второй жены Любови Евгеньевны, которая с первым мужем И.М.Василевским была в эмиграции в Константинополе, Марселе, Париже и Берлине. Прошу прощения, я в своих статьях очень мало пишу об этой даме – возможно, потому, что, когда читала её мемуары, была поражена каким-то очень неприятным (как мне показалось) их тоном. Потом встречала о ней много отзывов, в том числе и очень хороших, но пересилить себя так и не смогла. Однако влюблённость в неё Булгакова в те годы была несомненна, её воспоминания ему, тоже несомненно, дали богатейший материал, а поэтому упомянуть о ней здесь считаю просто необходимым. Кстати, она пережила и Т.Н.Лаппу, и Е.С.Булгакову.
Булгаков не раз упрекал МХАТ, что тот не спас «Бег», но мне кажется, что театр в тот момент просто ничего не мог сделать.
За пьесу боролись. Какое-то время её удавалось отстоять, во многом благодаря отзыву М.Горького: «”Бег” — великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех, уверяю вас». «Анафемский успех» «Бег» действительно имел – и при постановке в Ленинградском Академическом театре драмы имени А.С.Пушкина в 1959 году, и, ещё бо́льший, – при экранизации. Только автор об этом уже не узнал.
В Ленинграде роль Хлудова играл Н.К.Черкасов, и почти все говорили о потрясающем впечатлении от его исполнения (особняком стоит какой-то издевательский отзыв Белозерской, но, поскольку из всех, которые мне встретились, он такой единственный, позволю себе его проигнорировать – сама я, естественно, спектакля видеть не могла).
…МХАТ репетировал «Бег» в течение трёх с половиной месяцев. В спектакле были заняты актёры-«турбинцы»: А.К.Тарасова (Серафима), М.И.Прудкин и М.М.Яншин (Голубков), В.Я.Станицын (Чарнота), Н.П.Хмелёв (Хлудов), О.Н.Андровская (Люська)… Можно представить себе, что могло бы получиться!
Однако постановка так и не состоялась. Замзавотделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) П.М.Керженцев указывал, что «постановка "Бега" в театре, где уже идут "Дни Турбиных" означает укрепление в Художественном театре той группы, которая борется против революционного репертуара». Главрепертком заявил, что в пьесе прославляются эмиграция (дана «в ореоле подвижничества») и белые генералы (показаны «чрезвычайно импозантными и благородными в своих поступках и убеждениях»), а единственный будённовец в пьесе («дико орущий о расстрелах») только подчёркивает превосходство белого движения.
Защитники «Бега» пытались спасти пьесу. Горький пробовал доказать: «Со стороны автора не вижу никакого раскрашивания белых генералов. Это — превосходнейшая комедия… Это — пьеса с глубоким, умело скрытым сатирическим coдержанием. Хотелось бы, чтобы такая вещь была поставлена на сцене Художественного театра…» Выступал в защиту «Бега» и начальник Главискусства А.И.Свидерский: «Эту пьесу надо ставить. Что преступного и компрометирующего в изображении будённовца Баева? Если бы эта роль была написана иначе, было бы нехудожественно», «Такие пьесы, как “Бег”, будят мысль, будят критику, вовлекают массы в анализ и дискуссии, такие пьесы лучше, чем архисоветские».
Однако все «точки над i» расставил И.В.Сталин, который в уже цитированном мной письме В.Н.Билль-Белоцерковскому писал: «”Бег” есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, — стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. “Бег”, в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление.
Впрочем, я бы не имел ничего против постановки “Бега”, если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам ещё один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти, по-своему “честные” Серафимы и всякие приват-доценты, оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому, что они сидели на шее у народа (несмотря на свою “честность”), что большевики, изгоняя вон этих “честных” сторонников эксплуатации, осуществляли волю рабочих и крестьян и поступали поэтому совершенно правильно». Конечно, таких «снов» Булгаков написать не мог.
Разговоры о постановке «Бега» во МХАТе возникали и в тридцатые годы, но дальше них дело так и не пошло. До разделения театра эта пьеса там поставлена не была. Помню в семидесятые годы сообщения в печати о предполагавшейся постановке, в театральных мемуарах встретила упоминание, что Хлудова должен был играть Е.А.Евстигнеев, а Чарноту – В.М.Невинный (интересно было бы посмотреть!), но спектакля не было, и ни за какую достоверность сведений ручаться я не могу.
В декабре 1928 года журнал «Современный театр» опубликовал слова, сказанные на заседании Главреперткома В.Э.Мейерхольдом: «Я жалею, что “Дни Турбиных” не попали ко мне, ибо я поставил бы их так, как надо нам». Известно, что в 1927 году Мейерхольд просил у Булгакова его «новую пьесу» (интересно, какую? Может быть, «Бег»?) для постановки в своём театре, но получил отказ. Возможно, Мейерхольд и сумел бы поставить пьесу Булгакова так, чтобы она пошла на сцене, но мог ли согласиться на это сам Булгаков, который не раз «поминал» мейерхольдовские «новации»? Это и «Биомеханическая глава», где он высмеивает постановку «Великодушного рогоносца» (ох, не видел он нынешних постановок!):
«— Искусство будущего!! — налетели на меня с кулаками.
А если будущего, то пускай, пожалуйста, Мейерхольд умрёт и воскреснет в XXI веке. От этого выиграют все, и прежде всего он сам. Его поймут. Публика будет довольна его колёсами, он сам получит удовлетворение гения, а я буду в могиле, мне не будут сниться деревянные вертушки».
И, конечно, знаменитое упоминание в «Роковых яйцах» «театра имени покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году, при постановке пушкинского "Бориса Годунова”, когда обрушились трапеции с голыми боярами»…
Пробежавшись по истории «не-постановки» «Бега» (о самой пьесе – в следующий раз), я, наверное, должна сказать, что на сцене этой пьесы Булгакова не видела. После изумительной экранизации не могу заставить себя отважиться на поход в театр.
Впрочем, об одном сценическом воплощении сказать, наверное, должна – видела (точнее, видела и слышала) «Бег» на оперной сцене, в тогда ещё Камерном музыкальном театре (опера написана Н.Н.Сидельниковым). Впечатление? Снова бессонная ночь. Композитору и театру удались, по-моему, и психологические, и фантасмагорические моменты пьесы (чего сто́ила сцена карточной игры у Корзузина!). И трагические – с потрясшим меня Хлудовым в исполнении Г.Юкавского (хотя и казалось мне, что после В.Дворжецкого такое невозможно):
К сожалению, этого спектакля давно уже нет…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
Путеводитель по статьям о Булгакове здесь
